“Золотая ветвь” известного английского религиоведа и этнолога Джеймса
Фрэзера (1854-1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований,
которые составляют непреходящую ценность для многих поколений ученых.
Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал
огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно-
исторического метода показать связь между современными религиями и
первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания.
Стоит лишь еще раз подчеркнуть, что концепция Дж. Фрэзера противостоит церковной точке зрения на происхождение и роль религии в истории общества, а его труды дают в руки современных исследователей богатейший фактический материал, который невозможно почерпнуть из жизни, ибо многие описываемые в книге обычаи и ритуалы давно забыты, исчезли и некоторые из описываемых им этнических групп.
Основной целью настоящей книги является объяснение любопытного
правила, которое определяло порядок наследования должности жреца Дианы в
Ариции.
Является ли моя теория верной, или от нее следует отказаться, покажет
будущее. Я всегда готов отказаться от нее в пользу лучшей теории.
Предоставляя новый вариант книги на суд публики, мне хотелось бы
предостеречь против неверного понимания ее задачи, которое продолжает иметь
место, несмотря на то что в прошлом я уже выступал против него. Если я в
данной работе подробно останавливаюсь на культе деревьев, то это происходит
не потому, что я преувеличиваю его значение в истории религии, и еще менее
потому, что я вывожу из него всю мифологию. Просто, стремясь объяснить
смысл должности жреца, носившего титул Царя Леса, я не мог обойти молчанием
этот культ. Ведь в обязанности этого жреца входило срывать Золотую ветвь -
ветвь с дерева в священной роще. Но я далек от того, чтобы приписывать
поклонению деревьям первостепенное значение в развитии религиозного
сознания, и, в частности, считаю его подчиненным страху перед покойниками,
который представляется мне самым мощным фактором в формировании первобытной
религии. Надеюсь, что теперь меня не будут обвинять в том, что я являюсь
сторонником мифологии, которую я считаю не просто ложной, но нелепой и
абсурдной. Однако я слишком близко знаком с гидрой заблуждения, чтобы,
отрубая одну из ее голов, рассчитывать на то, что смогу предотвратить рост
другой (или даже той же самой) головы. Тем не менее я верю в искренность и
ум своих читателей: пусть же они исправят это серьезное заблуждение.
В древности на фоне этого лесного пейзажа неоднократно разыгрывалось одно и то же странное и трагическое событие. На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы. Озеро и роща были известны тогда под названием Ари-цийских. Но город Ариция (теперь он называется Ла-Ричча) был расположен почти в пяти километрах отсюда, у подножия Альбанской горы, и отделен крутым спуском от озера, находящегося в небольшой воронкообразной впадине на склоне горы. В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом - убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент.
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем Немийский жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и плохую погоду, нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу; седина означала для него смертный приговор. От одного его вида прелестный пейзаж мерк в глазах кротких и набожных паломников. С суровой и зловещей фигурой Немийского жреца плохо сочетались мечтательная голубизна итальянского неба, игра светотени в летних лесах и блеск волн на солнце.
Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в
классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует
заглянуть дальше в глубь веков. Никто, видимо, не станет отрицать, что
подобный обычай отдает варварской эпохой и, подобно первобытному утесу на
гладко подстриженной лужайке, в совершенном одиночестве возвышается посреди
изысканного италийского общества времен Империи. Но именно грубый,
варварский характер этого обычая вселяет в нас надежду на его объяснение.
Исследования в области древнейшей истории человечества обнаружили, что при
множестве поверхностных различий первые грубые философские системы,
выработанные человеческим разумом, сходны в своих существенных чертах.
Следовательно, если мы сможем доказать, что такой варварский обычай, как
наследование титула жреца в Неми, существовал в других обществах, если нам
удастся раскрыть причины существования подобного института и доказать, что
одни и те же причины действовали в большинстве (если не во всех)
человеческих обществ, при различных обстоятельствах пробуждая к жизни
множество различающихся в деталях, но в целом сходных институтов, наконец,
если нам удастся продемонстрировать, что те же самые причины, вместе с
производными от них институтами, на самом деле действовали и в классической
древности, - тогда мы сможем по праву заключить, что в более отдаленную
эпоху те же причины породили правила преемственности жречества в Неми. За
недостатком прямых сведений о том, как этот институт возник, наши
заключения никогда не достигнут статуса доказательства, но они будут более
или менее вероятными в зависимости от полноты, с какой удастся вы-полнигь
указанные условия. Предложить достаточно вероятное объяснение института
жрецов в Неми, удовлетворяющее этим условиям, - вот цель данной книги.
Начнем с изложения тех немногих фактов и преданий по этому поводу,
которые до нас дошли. Согласно одному из таких преданий, культ Дианы
Немийской был учрежден Орестом, который, убив Фаоса, царя Херсонеса
Таврического, бежал с сестрой в Италию; в связке веток он привез с собой
изображение Дианы Таврической. После смерти его останки были перевезены из
Ариции в Рим и захоронены на склоне Капитолийского холма перед храмом
Сатурна (рядом с храмом Согласия). Знатокам древности знаком кровавый
ритуал, который предание связывает с Дианой Таврической. Оно гласит: каждый
чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее
алтаре. Впрочем, будучи перенесен на италийскую почву, этот ритуал вылился
в более мягкую форму. В немийском святилище произрастало некое дерево, и с
него не могла быть сорвана ни единая ветвь. Лишь беглому рабу, если ему это
удастся, позволялось сломать одну из ветвей. В случае удачи ему
предоставлялось право сразиться в единоборстве со жрецом и при условии
победы занять его место и унаследовать титул Царя Леса (Rex Nemorensis).
По общему мнению древних, этой роковой веткой была та самая Золотая
ветвь, которую Эней по наущению Сибиллы сорвал перед тем, как предпринять
опасное путешествие в страну мертвых. Бегство раба символизировало, по
преданию, бегство Ореста, а его поединок со жрецом был отголоском
человеческих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической.
Закон наследования по праву меча соблюдался вплоть до имперских времен.
Среди прочих выходок Калигулы1 была такая: решив, что жрец Неми оставался
на своем посту слишком долго, он нанял для его убийства дюжего головореза.
Кроме того, греческий путешественник, посетивший Италию в эпоху Антониной
(I-П вв.), писал, что наследование титула жреца по-прежнему добывается
победой в поединке.
Основные черты культа Дианы в Неми еще подлежат выявлению. Из
обнаруженных там остатков жертвоприношений явствует, что древние считали
ее, во-первых, охотницей, во-вторых, благословляющей людей потомством, в-
третьих, дарующей женщинам легкие роды. Огонь, по-видимому, играл в ее
культе особо важную роль. Во время ежегодного праздника, посвященного Диане
и приходившегося на самое жаркое время года (13 августа), ее роща озарялась
светом многочисленных факелов, ярко-красный отблеск которых ложился на
поверхности озера. В этот день по всей Италии у каждого домашнего очага
свершались священные обряды. Сама богиня изображена на найденных в пределах
святилища бронзовых статуэтках держащей факел в поднятой правой руке.
Выполнив данные обеты, женщины, молитвы которых были услышаны Дианой,
приходили в святилище украшенные венками, с зажженными факелами.
Неизвестный римлянин зажег неугасимую лампаду в небольшой гробнице в Неми
во здравие императора Клавдия и его семьи. Найденные в роще светильники из
обожженной глины, возможно, служили той же цели в отношении простых
смертных. Если это так, то аналогия между этим обычаем и обычаем католиков
ставить освященные свечи в церквах очевидна. Кроме того, титул Весты,
носимый Дианой Немий-ской, явно свидетельствует о том, что в ее святилище
постоянно поддерживался священный огонь. Большой, круглой формы фундамент в
северо-восточном приделе храма, приподнятый на три ступени и сохранивший
следы мозаики, служил, вероятно, основанием круглого храма Дианы-Весты,
аналогичного храму Весты на Форуме. По всей вероятно-.сти, священный огонь
поддерживался здесь девственными весталками.
Из приведенных примеров можно заключить, что культ Дианы в священной
Немийской роще имел большое значение и уходил своими корнями в незапамятную
древность; что Диана почиталась как богиня лесов и диких зверей, а
возможно, также домашнего скота и плодов; что древние верили в то, что она
дарует мужчинам и женщинам потомство и помогает матерям рожать; что
священный огонь Дианы, поддерживаемый целомудренными весталками, постоянно
горел в круглом храме святилища; что с ней ассоциировалась водная нимфа
Эгерия, которая выполняла одну из функций Дианы (помощь женщинам при
родовых схватках) и которая, по народной легенде, сочеталась в священной
роще браком с древним римским царем; что Диана Лесная имела спутника
мужского пола по имени Вирбий, который относился к ней, как Адонис - к
Венере и Аггис - к Кибеле; и, наконец, что в историческое время мифический
Вирбий был представлен жрецами, Царями Леса. Они погибали от меча своих
преемников, и жизнь их была связана со священным деревом в роще. Жрец был
гарантирован от нападения лишь до тех пор, пока дерево оставалось
нетронутым.
Эти выводы сами по себе, конечно, недостаточны для объяснения правила преемства звания Арицийского жреца. Но, быть может, привлечение более широкого круга данных убедит нас, что они содержат в зародыше решение проблемы. Пустимся же в путешествие по морю фактов. Оно будет долгим и утомительным, но вместе с тем в нем будет очарование познавательного путешествия, во время которого мы посетим множество странных чужеземных народов с еще более странными обычаями. Снимемся же с якоря, наполним паруса ветром и покинем на время побережье Италии.
Следует ответить на два вопроса: ч во-первых, почему жрец Дианы
Немийской, Царь Леса, должен был убивать своего предшественника? Во-вторых,
почему перед этим он должен был сорвать с дерева ветвь, которая, по общему
мнению древних, была не чем иным, как Золотой ветвью Виргилия?
Прежде всего остановимся на титуле жреца. Почему он назывался Царем
Леса? Почему отправляемая им должность именовалась царством?
Соединение царского титула с отправлением жреческих обязанностей было
в Древней Италии и Греции обычным делом. В Риме и других городах Лациума
был жрец, называвшийся Царем Жертвоприношений или Царем Священных Обрядов,
а жена его носила титул Царицы Священных Обрядов. В Афинской республике
второе (по значению) из ежегодно избираемых должностных лиц именовалось
Царем, а его супруга -Царицей. Оба они исполняли религиозные функции. И
другие греческие демократии имели титулованных царей, которые, насколько
нам известно, отправляли жреческие обязанности у Центрального
Государственного Очага. В некоторых греческих государствах таких царей было
несколько, и они занимали должность царя одновременно. В Риме, по преданию,
титул Царя Жертвоприношений был учрежден после упразднения царской власти
для принесения жертв, которые до того времени приносились царями.
Аналогичное предание относительно происхождения института царей-жрецов
было, видимо, и в Греции. Это подтверждается примером Спарты, едва ли не
единственного чисто греческого государства, сохранившего в историческое
время монархическую форму власти. В Спарте все государственные жертвы
приносились царями, потомками бога. Один из двух спартанских царей был
жрецом Зевса Лакедонского, а другой - Зевса Уранийского.
Это сочетание жреческих функций с царской властью известно повсеместно. Например, местом многих великих религиозных столиц, населенных тысячами священных рабов и управляемых первосвященниками, которые, подобно папам в средневековом Риме, держали в своих руках и светскую и духовную власть, была Малая Азия. Такими городами, находившимися под властью священников, были Цела и Пессинунт. Тевтонские вожди в языческую эпоху также, по всей видимости, выполняли функции великих жрецов. В Китае публичные жертвоприношения совершались императорами по правилам, предусмотренным ритуальными книгами. На острове Мадагаскар правитель был одновременно и верховным жрецом. На великом празднике Нового года, когда на благо царства приносился в жертву вол, правитель присутствовал при жертвоприношении, вознося благодарственную молитву в то время, как служители убивали животное. В монархиях Галла в Восточной Африке, которые еще сохраняют свою независимость, царь приносит жертвы на горных вершинах и регулирует принесение человеческих жертв. Такое же соединение светской и духовной власти, царских и жреческих функций засвидетельствовано туманными преданиями о царях той очаровательной страны Центральной Америки, чья древняя столица Паленке, ныне погребенная под буйным цветением тропического леса, лежит в величественных, таинственных руинах.
Заметив, что древние цари обычно были и жрецами, мы далеко не
исчерпали религиозную сторону их функций. В те времена божественность,
окутывающая царя, была не пустой фразой, а выражением твердой веры. Во
многих случаях царей почитали не просто как священнослужителей, посредников
между человеком и богом, но и как богов, способных оделить своих подданных
и поклонников благами, которые, как правило, считаются находящимися вне
компетенции смертных и испрашиваются путем молитвы и жертвоприношения у
сверхъестественных, невидимых существ. Так, от царя часто ожидали
воздействия в нужном направлении на погоду, чтобы зрели посевы и т. д.
Сколь противоестественными ни представлялись бы нам эти ожидания, они
вполне согласуются с образом мышления дикарей. Дикарь, в отличие от
цивилизованного человека, почти не отличает естественного от
сверхъестественного. Мир для него является творением сверхъестественных,
антропоморфных существ, которые действуют из побуждений, подобных его
собственным, и которые могут быть тронуты призывами к состраданию. При
таком воззрении на мир дикарь не видит предела своей способности
воздействовать на ход природных процессов и обращать его в свою пользу.
Боги посылают дикарю хорошую погоду и обильный урожай в обмен на молитвы,
обещания и угрозы. А если (что иногда мерещится дикарю) бог воплощается в
нем самом, то надобность в обращении к высшему существу вообще отпадает. В
таком случае дикарь сам „обладает" всеми способностями, необходимыми для
того, чтобы содействовать собственному благоденствию и благополучию своих
товарищей.
Таков первый путь к формированию идеи человека-бога. Но есть и второй.
Наряду с представлением о мире как о месте пребывания различных духов
дикарь обладает другим - возможно, еще более архаическим - представлением,
в котором мы можем обнаружить зародыш современного понятия естественного
закона или взгляда на природу как на совокупность событий, совершающихся в
неизменном порядке без вмешательства антропоморфных существ. Понятие,
которое мы упомянули, находит воплощение в симпатической магии - так ее
можно назвать, - играющей важную роль в большинстве ранних религиозных
систем. В первобытном обществе царь часто являлся одновременно магом и
жрецом. Нередко ему удавалось достичь власти благодаря предполагаемой в нем
искушенности в черной и белой магии. Таким образом, чтобы понять эволюцию
института царской власти и священный характер, которым она была наделена в
глазах диких и варварских народов, необходимо ближе познакомиться с
принципами магии и составить себе некоторое представление о том необычайном
влиянии, которое эта древняя система предрассудков во все времена и у всех
народов оказывала на человеческий ум. Остановимся на этом предмете
подробнее.
Принципы магии. Магическое мышление основывается на двух принципах.
Первый из них гласит: подобное производит подобное или следствие похоже на
свою причину. Согласно второму принципу, вещи, которые раз пришли в
соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии
после прекращения прямого контакта. Первый принцип может быть назван
законом подобия, а второй - законом соприкосновения или заражения. Из
первого принципа, а именно из закона подобия, маг делает вывод, что он
может произвести любое желаемое действие путем простого подражания ему. На
основании второго принципа он делает вывод, что все то, что он проделывает
с предметом, окажет воздействие и на личность, которая однажды была с этим
предметом в соприкосновении (как часть его тела или иначе).
Гомеопатической, или имитативной, магией можно назвать колдовские приемы,
основанные на законе подобия. Контагиозной магией могут быть названы
колдовские приемы, основанные на законе соприкосновения или заражения.
Первый вид магии лучше всего обозначить термином гомеопатическая,
потому что альтернативный термин - магия имитативная - не исключает или
даже подразумевает сознательно подражающего агента, что чрезмерно сужает
сферу действия магии. Ведь колдун уверен, что принципы, находящие
практическое применение в его искусстве, управляют также неживой природой.
Другими словами, он допускает, что законы подобия и соприкосновения
распространяются не только на человеческие действия, но имеют всеобщее
применение. Короче говоря, магия является искаженной системой природных
законов и ложным руководящим принципом поведения; это одновременно и ложная
наука, и бесплодное искусство. Как система природных законов, то есть
совокупность правил, которые „определяют" последовательность событий в
мире, она может быть названа магией теоретической. В качестве же
предписаний, которым люди должны следовать, чтобы достигать своих целей,
она может называться магией практической. Вместе с тем следует иметь в
виду, что первобытный колдун знает магию только с ее практической стороны.
Он никогда не подвергает анализу мыслительные процессы, на которых
основываются его действия, никогда не размышляет над заключенными в них
абстрактными принципами. Как и большинство людей, он рассуждает так же, как
переваривает пищу- в полном неведении относительно интеллектуальных и
физиологических процессов, необходимых для мышления и для пищеварения.
Короче, магия является для него искусством, а не наукой; сама идея науки
отсутствует в его неразвитом уме. Проследить ход мысли, лежащей в основе
колдовских действий, выявить несколько простых нитей, которые переплетаются
в запутанный клубок, отделить абстрактные принципы от их конкретных
приложений, другими словами, обнаружить следы искаженной науки за
видимостью неподдельного искусства является делом философа.
Приступим к иллюстрации двух основных видов симпатической магии на примерах. Начнем с магии гомеопатической.
Гомеопатическая, или имитативная, магия. Вероятно, наиболее привычным применением принципа „подобное произведет подобное" являются предпринимавшиеся многими народами в разные эпохи попытки нанести вред врагу или погубить его путем нанесения увечий его изображению или уничтожению последнего.
Контагиозная магия. До сих пор мы рассматривали главным образом одну
отрасль симпатической магии - магию гомеопатическую, или имитативную. Ее
основной принцип - подобное производит подобное или, другими словами,
следствие похоже на свою причину. Другая разновидность магии, которую мы
назвали магией контагиозной, исходит из того, что вещи, единожды
находившиеся в соприкосновении, должны, будучи разъединенными, оставаться в
симпатическом отношении. Что бы ни произошло с одной из них, то же должно
произойти и с другой. Логической предпосылкой как контагиозной, так и
гомеопатической магии является ложная ассоциация идей. Ее физическая основа
(если о существовании таковой вообще можно говорить) - это материальная
среда, которая якобы соединяет отдаленные предметы и передает их
воздействия друг на друга. Самый привычный пример контагиозной магии -
магическая симпатия, якобы существующая между человеком и частями его тела,
волосами или ногтями. Тот, кто имеет у себя чьи-то волосы или ногти, может
будто бы на любом расстоянии навязать свою волю их владельцу. Предрассудок
этот распространен по всему миру. Ниже мы проиллюстрируем его на примерах.
Занятие общественной магией - поскольку оно оказывало влияние на
устройство первобытного общества - способствовало передаче контроля над
делами общины в руки наиболее способных людей. В результате демократия
сменилась монархией, точнее, олигархией старейшин. Первобытной общиной
управляло чаще всего не собрание всех взрослых членов племени мужского
пола, а совет старейшин. Каковы бы ни были причины такого положения дел и
характер первых правителей, это изменение в целом было весьма
благоприятным. Возникновение монархии представляется важным условием выхода
человечества из стадии дикости. Ибо нет существа более стесненного обычаями
И традицией, чем дикарь при первобытном демократическом правлении. Ни при
одном общественном строе прогресс не протекал столь медленно и трудно, как
в условиях первобытной демократии. Старое представление о дикаре как о
свободнейшем из людей противоречит истине. Он - раб, но раб не какого-то
отдельного господина, а раб прошлого, духов умерших предков, которые
преследуют его от рождения до смерти и правят им железной рукой. Деяния
предков являются для него настоящим неписаным законом, которому он слепо,
без рассуждений повинуется. При такой ситуации одаренные люди почти не
имеют возможности заменить древние обычаи лучшими. Наиспособнейший человек
тащится за слабейшим и глупейшим, которого он по необходимости берет за
образец, потому что последний не может подняться, а первый может упасть.
Поскольку естественное неравенство и огромные различия во врожденных
способностях сводились в такого рода обществах к поверхностной лживой
видимости равенства, внешняя сторона жизни первобытной общины представляет
собой абсолютно монотонный ландшафт. Поэтому если иметь в виду
действительное благо общества, то заслуживает одобрения все, что, давая
таланту возможность выдвинуться и приводя таким образом обладание властью в
соответствие с естественными способностями людей, помогло обществу выйти из
того неразвитого и косного состояния, которое демагоги и мечтатели
позднейших времен прославляли как Золотой век и идеальное состояние
человечества.
Как только эти движущие силы вступают в действие (а их нельзя
подавлять бесконечно), прогресс цивилизации становится сравнительно
быстрым. Сосредоточение высшей власти в руках одного человека дает ему
возможность за время своей жизни провести такие преобразования, которые не
смогли осуществить целые предшествующие поколения. А если к тому же это
человек незаурядного ума и энергии, он легко воспользуется представившимися
ему возможностями. Даже прихоти и капризы тирана могут оказаться полезными
и разорвать цепь, которой обычай столь сильно сковывает дикаря. Едва лишь
племенем перестают управлять нерешительные, раздираемые внутренними
противоречиями советы старейшин и власть переходит к одному сильному и
решительному человеку, оно начинает представлять угрозу для своих соседей и
вступает на путь захватов, которые на ранних ступенях истории нередко
благоприятствуют общественному, промышленному и умственному прогрессу.
Расширяя свою власть отчасти силой оружия, отчасти путем добровольного
подчинения более слабых племен, это племя в скором времени приобретает
богатство и рабов, которые, освобождая целые классы людей от постоянной
борьбы за выживание, дают им возможность посвятить себя бескорыстному
приобретению знаний - этого благороднейшего и сильнейшего орудия - с целью
улучшить жребий человека.
Интеллектуальный прогресс, который выражается в развитии науки и
искусства и в распространении более свободных взглядов, неотделим от
промышленного и экономического прогресса, а этот последний, в свою очередь,
получает мощный толчок от военных побед и завоеваний. Не случайно самые
мощные взрывы интеллектуальной активности человека следовали по пятам за
победами, и для развития и распространения цивилизации больше всего делали,
как правило, расы победителей. Таким путем в мирное время они залечивали
раны, нанесенные войной. Свидетелями таких взрывов в прошлом были
вавилоняне, греки, римляне, арабы. Если подняться к истокам истории, то
разве можно назвать случайным факт, что первые большие шаги в направлении
цивилизации, например в Египте, Вавилоне и Перу, были сделаны при
деспотических и теократических правлениях, когда высший правитель в
качестве царя и бога требовал от своих подданных рабской преданности и
получал ее. Не будет преувеличением сказать, что деспотизм в эту раннюю
эпоху является другом человечности и, как это ни парадоксально, свободы.
Ведь в конечном счете при самом абсолютном деспотизме, при самой
мучительной тирании свободы в лучшем смысле слова, например свободы мыслить
и решать собственную судьбу, больше, чем в свободной по видимости жизни
дикарей, у которых личность от колыбели до могилы заключена в прокрустово
ложе наследственного обычая.
Занятие общественной магией - поскольку оно было одним из путей,
которыми наиболее способные люди пришли к высшей власти, -внесло вклад в
освобождение человечества от рабского подчинения традиции и привело его к
более свободной жизни, к более широкому взгляду на мир. Услуга немалая.
Магия проложила дорогу науке, поэтому мы вынуждены признать, что, хотя
чернокнижие принесло много зла, оно вместе с тем стало и источником
большого блага. Магия была дочерью заблуждения и одновременно - матерью
свободы и истины.
Истинные принципы входят в состав прикладных наук, которые мы называем
..искусствами"; магия же состоит из ложных принципов.
Итак, магия, как оказалось, близкая родственница науки. Остается
выяснить, в каком отношении она находится к религии. В ответах на этот
вопрос, несомненно, найдут отражение наши взгляды на природу религии.
Поэтому от автора можно ожидать определения понятия религии до того, как он
приступит к исследованию ее отношения к магии. Нет такого предмета, в
отношении которого мнения расходились бы так сильно, как в отношении
природы религии. Невозможно дать определение религии, которое удовлетворило
бы всех. Автор может лишь, во-первых, выразить, что он понимает под
религией, и, во-вторых, во всей работе последовательно употреблять этот
термин в указанном смысле. Так вот, под религией я понимаю умилостивление и
умиротворение сил, стоящих выше человека, сил, которые, как считается,
направляют и контролируют ход природных явлений и человеческой жизни.
Религия в таком понимании состоит из теоретического и практического
элементов, а именно из веры в существование высших сил и из стремления
умилостивить их и угодить им. На первом месте, конечно, стоит вера, потому
что, прежде чем угождать божеству, надо верить в его существование. Но если
религия не ведет к религиозному образу действий, это уже не религия, а
просто теология, так как, по выражению святого Иакова, «одна вера без дел
мертва». Другими словами, тот, кто не руководствуется хоть в какой-то мере
в своем поведении страхом перед богом или любовью к нему, тот нерелигиозен.
С другой стороны, нельзя назвать религиозным и поведение, не подкрепленное
религиозной верой. Два человека могут вести себя одинаково, и тем не менее
один из них будет человеком религиозным, а другой - нет. Если человек
действует из любви к богу или из страха перед ним, он религиозен. Если же
он действует из любви или страха перед человеком, он является человеком
моральным или аморальным в зависимости от того, согласуется его поведение с
общим благом или находится в противоречии с ним. Поэтому верование и
действие или, говоря языком теологии, вера и „дела" равно важны для
религии, которая не может существовать без того и другого. Но не
обязательно и не всегда религиозное действие принимает форму ритуала, то
есть состоит в произнесении молитв, совершении жертвоприношений и других
внешних обрядовых действий. Цель их - угодить божеству. Но если божество,
по мнению его приверженцев, находит удовольствие в милосердии, прощении и
чистоте, а не в кровавых жертвах, пении гимнов и курении фимиама, то
угодить ему лучше всего можно, не простираясь перед ним ниц, не воспевая
хвалы и не наполняя храмы дорогими приношениями, а исполнившись чистотой,
милосердием и состраданием к людям. Ведь, поступая таким образом, они
подражают, насколько позволяет им их человеческая слабость, совершенству
божественной природы. Такова этическая сторона религии, которую неустанно
внедряли иудейские пророки, вдохновленные благородными идеалами
божественной святости и доброты. Например, пророк Михей восклицает: ,0,
человек! сказано тебе, что - добро и чего требует от тебя Господь:
действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить
пред Богом твоим" (Мих. 6; 8). И в позднейшие времена христианство черпало
силу, с помощью которой оно завоевало мир, из того же высокого
представления о моральной природе бога и возложенной на людей обязанности
сообразоваться с ней. „Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем,
- говорит святой Иаков, - есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их
скорбях и хранить себя неоскверненным от мира" (Иак. 1; 27).
На основании сказанного мы можем сделать обоснованный вывод, что во
многих частях света верховный правитель происходит по прямой линии от
древнего мага или знахаря. С момента обособления особого класса шаманов на
него было возложено исполнение обязанностей, обеспечивающих безопасность и
благосостояние общества. Эти люди постепенно достигают богатства и власти,
а лучшие из них превращаются в священных владык. Для наиболее
проницательных умов ложность магии с течением времени становится все более
и более очевидной, и она мало-помалу вытесняется религией. Другими словами,
колдун уступает место жрецу, который, отказываясь от стремления
непосредственно управлять ходом природных процессов на благо человека,
старается достичь той же цели косвенным путем - путем обращения к богам.
Пусть они сделают для него то, чего он более не считает возможным достичь
собственными силами. Верховный правитель постепенно отказывается от магии в
пользу чисто жреческих функций - молитвы и жертвоприношения. Но поскольку
границы между человеческим и божественным еще нечетки и расплывчаты, то
некоторые правители воображают, что возможно достичь божественности путем
воплощения.
Понятие человекобога или человеческого существа, наделенного божественными или сверхъестественными способностями, по существу принадлежит раннему периоду истории религии, тому периоду, когда боги и люди продолжали рассматриваться как существа во многом одного и того же порядка и не были еще разделены непроходимой пропастью, которая разверзается между ними в сознании позднейших поколений. Какой бы странной ни казалась идея бога, воплощенного в человеческом образе, для первобытного человека, видевшего в человекобоге или в богочеловеке всего лишь более высокую степень присутствия тех же самых сверхъестественных способностей, которые он без малейших угрызений совести дерзко присваивает себе, в ней не было ничего из ряда вон выходящего. Ведь он не проводит сколько-нибудь четкого различения между богом и могущественным волшебником. Его боги зачастую не более как невидимые колдуны, которые за завесой природных явлений приводят в действие те же чары и заклинания, которые люди-маги в видимой и телесной форме используют среди своих соплеменников. А так как была широко распространена вера в то, что боги предстают перед верующими в человеческом облике, колдуну, с якобы присущими ему чудотворными способностями, нетрудно было обрести славу воплощенного божества. Так, начав с простого заклинателя духов, знахарь или колдун постепенно объединяет в своем лице бога и светского властителя. Но, говоря о нем как о боге, мы должны " остерегаться переносить на первобытное представление о божестве абстрактные и сложные идеи, которые мы с этим термином связываем. Наши идеи по этому важному вопросу являются плодом длительного (интеллектуального и морального развития. Дикарь не только не разделяет их, но, когда ему их объясняют, он даже не понимает их.
Мы довели до конца наш очерк эволюции института священных / царей,
который своей высшей формы и своего полного выражения достиг в монархиях
Перу и Египта. Исторически этот институт, видимо, берет свое начало в
прослойке колдунов или знахарей, находящихся на общественной службе; в
плане логическом он покоится на дедукции из ложной ассоциации идей. Люди
ошибочно приняли порядок своих идей за порядок природных явлений: они
вообразили, что им дозволено управлять предметами, подобно тому как они
управляют своими мыслями. Люди, которые по той или иной причине, в силу
телесной мощи или слабости, были признаны в высшей степени наделенными
магическими способностями, постепенно отделились от своих соплеменников и
образовали особый класс, призванный оказать далеко идущее влияние
на прогресс человечества в политическом, религиозном и интеллектуальном
отношении. Общественный прогресс, насколько нам известно, состоит в
последовательной дифференциации функций или, проще говоря, в разделении
труда. Труд, который в примитивном обществе выполнялся всеми и одинаково
непродуктивно, постепенно распределяется между различными классами
работающих и выполняется все более и более производительным образом. А
поскольку материальными и иными плодами специализированного труда
пользуются все, то и выгоду от возрастающей специализаций получает общество
в целом. Колдуны или знахари образуют, по-видимому, самый древний класс
профессионалов в истории общества. Колдуны имеются во всех известных нам
племенах, а у самых примитивных народностей, таких, как австралийские
аборигены, они являются единственным профессиональным классом. По мере того
как процесс дифференциации продолжается, класс знахарей претерпевает
внутреннее разделение труда: бывают знахари-врачеватели, знахари - делатели дождя и т. д. Самые могущественные представители этого класса
выдвигаются на должности вождей и постепенно превращаются в священных
царей. Их магические функции все больше и больше отходят на задний план и
по мере того, как магию медленно вытесняет религия, заменяются жреческими
обязанностями. Еще позже происходит разделение светского и религиозного
пласта царской власти: светская власть отходит в ведение одного человека, а
религиозная - другого. Тем временем колдуны, которых преобладание религии
может подавить, но не может истребить, по-прежнему предпочитают предаваться
скорее древним оккультным искусствам, чем нововведенным жертвоприношениям и
молитвам. Но со временем наиболее дальновидные из их числа постигают
ложность магии и находят более эффективный способ управления силами природы
на благо человека, короче говоря, покидают колдовство ради науки. Мы
убедились, что, согласно распространенному верованию, которое не лишено
фактического основания, растения воспроизводятся путем соединения полов, и,
в соответствии с принципом гомеопатической, или имитативной, магии,
считается, что этому воспроизводству способствует действительный или
символический брак мужчин и женщин, маскирующихся на время под духов
растительности. Магические представления такого рода играли существенную
роль в европейских народных праздниках, а так как основаны они на
чрезвычайно примитивном понимании природной закономерности, то их
возникновение теряется в седой древности. Поэтому мы вряд ли ошибемся, если
предположим, что они восходят к эпохе, в которую предки цивилизованных
народов Европы еще не перестали быть варварами, пасущими скот и
возделывающими небольшие хлебные поля на прогалинах обширных лесов, которые
покрывали тогда большую часть континента от Средиземного моря до Ледовитого
океана. Но коль скоро эти древние колдовские чары и заклинания, вызывающие
появление листьев, завязей, травы, цветов и плодов, просуществовали в форме
пасторалей и народных гуляний до наших дней, то почему нельзя предположить,
что приблизительно два тысячелетия назад они существовали у цивилизованных
народов древности в менее утонченных формах? Иными словами: разве
невероятно, что некоторые празднества древних представляют собой аналоги
Мая, Троицы и Иванова дня с той лишь разницей, что в то время церемонии эти
еще не выродились в простые зрелища и карнавальные шествия, а продолжали
оставаться религиозными, магическими обрядами, действующие лица которых со
знанием дела исполняли роли великих богов и богинь? В первой главе
настоящей книги мы не без основания допустили, что подругой жреца,
носившего титул Царя Леса в Неми, была сама богиня рощи Диана. Не могут ли
они, Царь и Царица Леса, оказаться двойниками - но только воспринимавшимися
всерьез - участников веселых пантомим в современной Европе, которые
разыгрывают Короля и Королеву Мая, Жениха и Невесту Троицы? И не могло ли
их бракосочетание ежегодно праздноваться в качестве брака богов, или
теогамии? Такого рода драматизированные свадьбы богов и богинь, как мы
вскоре увидим, справлялись во многих уголках древнего мира как
торжественные религиозные обряды, поэтому не лишено вероятности
предположение, что местом подобной ежегодной церемонии могла быть и
священная роща в Неми. Прямых доказательств этого нет, но в пользу такого
предположения говорит, как я попытаюсь показать, одна аналогия.
Диана была богиней леса в такой же мере, как Церера - богиней злаков,
а Вакх - богом вина. Святилища Дианы обычно располагались в рощах, более
того, все рощи были посвящены ей; в посвящениях она часто ассоциировалась с
лесным богом Сильваном. Каково бы, однако, ни было ее происхождение, Диана
не всегда была только богиней деревьев. По-видимому, подобно своей
греческой сестре Артемиде, она превратилась в олицетворение обильного
плодородия как животной, так и растительной природы вообще. Ей, владычице
зеленого леса, естественно, приписывали и господство над дикими и
прирученными зверями, которые рыскали по лесу, подстерегая добычу в мрачных
чащах, пожевывая среди кустов зеленые листья и побеги или пощипывая траву
на открытых полянах и в лощинах. Диана поэтому могла стать покровительницей
охотников и пастухов, подобно тому как Сильван был не только лесным богом,
но и богом скота. В Финляндии дикие лесные звери также считались стадами
лесного бога Тапио и его величественной, прекрасной жены. Никто не мог
убить ни единого из этих зверей без милостивого позволения их
божественных владельцев. Поэтому охотник молился лесным божествам и
обещал, что, если те пригонят к нему дичь, принесет им богатые
жертвоприношения. Скот, видимо, тоже пользовался покровительством этих
духов леса и когда находился в стойлах, и когда бродил по лесу. Прежде чем
поохотиться в лесу с гончими собаками на оленей, диких коз или диких
свиней, гайо с острова Суматра считают нужным получить разрешение от
незримого Хозяина леса. Обычай требует, чтобы разрешение
испрашивалось человеком особо искусным в изготовлении изделий из дерева. Он
раскладывает перед столом, на котором в определенном стиле вырезано
изображение Хозяина леса, немного бетеля и после этого молит духа выразить
свое согласие или нес»гласив. В своем трактате об охоте Арри-ан
рассказывает, что у кельтов был обычай ежегодно приносить жертву Артемиде в
день ее рождения; жертва покупалась на деньги от налогов, которые в течение
года вносились в ее казну за каждую убитую лисицу, зайца или косулю. Обычай
этот явно подразумевал, что дикие животные принадлежат богине и за их
умерщвление ей следует компенсация. Но Диана была не просто
покровительницей диких животных, владычицей лесов и холмов, уединенных
лужаек и журчащих рек; в качестве луны, в особенности желтой луны жатвенной
поры, он а наполняла крупными плодами амбар земледельца и прислушивалась к
молитвам рожениц. Мы видели, что в священной роще в Неми ей, в частности,
поклонялись как богине деторождения, дарующей потомство мужчинам и
женщинам. Так что в Диане, как и в греческой Артемиде, с которой ее
постоянно отождествляли, можно видеть богиню природы вообще и богиню
плодородия в частности. Не следует поэтому удивляться тому, что в святилище
на Авенгинском холме она была представлена скульптурной копией с Артемиды
Эфесской с ее многочисленными грудями и другими символами обильной
плодовитости. Это делает понятным древний римский закон, приписываемый
царю Туллу Гостйлию, который гласил, что в случае совершения инцеста
искупительная жертва должна быть принесена жрецами в роще Дианы.
Повсеместно считалось, что инцест влечет за собой голод; поэтому
искупительная жертва за это преступление приносилась богине плодородия.
Поскольку богиня плодородия сама должна быть плодовитой, Диане
необходимо было иметь партнера-мужчину. Если доверять свидетельству
Сервия2, спутником ее был гот самый Вирбий, представителем - или, скорее,
воплощением - которого был Царь Леса в Неми.
Целью их союза было способствовать плодородию земли, животных и людей.
Этой цели, естественно, можно было бы вернее достичь, если бы ежегодно
справлялись священные свадьбы, где в роли невесты и жениха выступали либо
маски, либо живые актеры. Ни один из античных авторов не упоминает о
проведении таких торжеств в Немийской роще. Но наши сведения об арицийском
ритуале столь скудны, что недостаток информации на этот счет едва ли можно
считать решающим возражением против предлагаемой теории. При отсутствии
прямых свидетельств теория с необходимостью должна основываться на
аналогиях с подобными обычаями, бытующими в других местах. Некоторые
примеры таких обычаев, более или менее выродившихся, были приведены в
предыдущей главе. Ниже мы рассмотрим аналогичные случаи, относящиеся к
древности.
Бракосочетание богов. Внушительное святилище Бэла в Вавилоне как пирамида возвышалось над городом своими восемью башнями-ярусами, воздвигнутыми одна на другой. На верхней башне, куда взби-ясь по лестнице, обвивавшейся вокруг всего здания, располагался 1росторный храм, в котором стояло огромное ложе, украшенное вели-
От редакции
«Золотая ветвь» известного английского религиоведа и этнолога Джеймса Фрэзера (1854-1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений ученых. Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно-исторического метода показать связь между современными религиями и первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания. [...]
Первое издание «Золотой ветви» вышло в Лондоне в 1890 году в двух томах, а затем книга переиздавалась в различных вариантах, - то в более пространных, то в сокращенных. Труд был переведен на множество языков. На русском языке он впервые был издан в 1928 году (1-4-й выпуски). Однако перевод был сделан с подготовленного женой Дж. Фрэзера авторизованного сокращенного французского издания.
Настоящее издание - это первый перевод «Золотой ветви» на русский язык с английского сокращенного издания, подготовленного самим автором (Freser J.J. The Golden Bough. London, 1923)... В тексте книги имеются подстрочные примечания, составленные профессором С.А.Токаревым. Им же осуществлена общая научная редакция издания.
Из предисловия автора к сокращенному изданию «Золотой Ветви»
Основной целью настоящей книги является объяснение любопытного правила, которое определяло порядок наследования должности жреца Дианы в Ариции. Впервые приступив к изучению этой проблемы более тридцати лет тому назад, я полагал, что решение может быть найдено очень быстро. Однако вскоре обнаружилось, что для того, чтобы найти правдоподобное (и даже просто понятное) решение, необходимо обсудить ряд более общих вопросов, часть которых ранее практически не поднималась. В последующих изданиях обсуждение этих и близких к ним вопросов занимало все больше места, исследование разрасталось во многих направлениях до тех пор, пока два первоначальных тома не превратились в двенадцать. За это время читатели часто высказывали пожелание переиздать «Золотую ветвь» в более сжатой форме. Выход в свет данного, сокращенного издания продиктован стремлением удовлетворить это пожелание и сделать книгу доступной более широкому кругу читателей. Хотя объем книги был значительно сокращен, я постарался сохранить в неприкосновенности основные ее идеи и привести для их иллюстрации достаточное количество примеров. Несмотря на сжатость изложения, большей частью был сохранен и язык полного издания. Чтобы вместить возможно больший объем текста, я пожертвовал примечаниями и точными ссылками на источники. Поэтому для проверки источника того или иного высказывания читатели должны обращаться к полному изданию, снабженному подробной библиографией.
В сокращенном издании я не вводил новый материал и не изменял взглядов, высказанных в последнем, полном издании. В целом данные, с которыми мне удалось познакомиться за это время, либо подтверждали мои выводы, либо по-новому иллюстрировали старые положения...
Является ли моя теория верной, или от нее следует отказаться, покажет будущее. Я всегда готов отказаться от нее в пользу лучшей теории. Предоставляя новый вариант книги на суд публики, мне хотелось бы предостеречь против неверного понимания ее задачи, которое продолжает иметь место, несмотря на то, что в прошлом я уже выступал против него. Если я в данной работе подробно останавливаюсь на культе деревьев, то это происходит не потому, что я преувеличиваю его значение в истории религии, и еще менее потому, что я вывожу из него всю мифологию. Просто, стремясь объяснить смысл должности жреца, носившего титул Царя Леса, я не мог обойти молчанием этот культ. Ведь в обязанности этого жреца входило срывать Золотую ветвь - ветвь с дерева в священной роще. Но я далек от того, чтобы приписывать поклонению деревьям первостепенное значение в развитии религиозного сознания, и, в частности, считаю его подчиненным страху перед покойниками, который представляется мне самым мощным фактором в формировании первобытной религии. Надеюсь, что теперь меня не будут обвинять в том, что я являюсь сторонником мифологии, которую я считаю не просто ложной, но нелепой и абсурдной. Однако я слишком близко знаком с гидрой заблуждения, чтобы, отрубая одну из ее голов, рассчитывать на то, что смогу предотвратить рост другой (или даже той же самой) головы. Тем не менее, я верю в искренность и ум своих читателей: пусть же они исправят это серьезное заблуждение.
Джеймс Джордж Фрэзер Лондон, июнь 1922
Глава I
ДИАНА И ВИРБИЙ
Кто не видел картину Тёрнера «Золотая ветвь»? Пейзаж, залитый золотистым свечением грёзы, в которую погрузился божественный дух Тёрнера, преобразивший прекраснейший из природных ландшафтов, увиденное в порыве вдохновения небольшое лесное озеро Неми, «зеркало Дианы», как называли его древние. Незабываема спокойная водная гладь, окаймленная зеленой цепью Альбанских гор. Уединенность местности не нарушается двумя типично итальянскими деревеньками, погруженными в дрему на берегу озера, и дворцом - также в итальянском стиле - с садами, которые резкими уступами спускаются к озеру. Кажется, будто Диана не захотела оставить этот одинокий берег и продолжает обитать в лесной чаще!
В древности на фоне этого лесного пейзажа неоднократно разыгрывалось одно и то же странное и трагическое событие. На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы. Озеро и роща были известны тогда под названием Арицийских. Но город Ариция (теперь он называется Ла-Ричча) был расположен почти в пяти километрах отсюда, у подножия Альбанской горы, и отделен крутым спуском от озера, находящегося в небольшой воронкообразной впадине на склоне горы. В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом - убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент.
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем НемийскиН жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и плохую погоду, нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор. От одного его вида прелестный пейзаж мерк в глазах кротких и набожных паломников. С суровой и зловещей фигурой Немийского жреца плохо сочетались мечтательная голубизна итальянского неба. игра светотени в летних лесах и блеск волн на солнце.
Давайте лучше вообразим себе немийский пейзаж, каким он мог предстать перед запоздалым путником в одну из тех бурных осенних ночей, когда густым дождем падают увядшие листья и ветер поет погребальную песнь уходящему году. Какая мрачная картина, положенная на меланхолическую музыку! На заднем плане темнеет растерзанный лес на фоне низкого, затянутого тучами неба, вздохи ветра в ветвях, шелест увядших листьев под ногами да плеск холодной воды о берег. А на переднем плане в сумерках темная фигура человека, ходящего взад и вперед; и когда, выплыв из бегущего облака, бледная луна всматривается в него сквозь оплетенные ветви, на плече его ярко вспыхивает сталь.
Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует заглянуть дальше в глубь веков. Никто, видимо, не станет отрицать, что подобный обычай отдает варварской эпохой и, подобно первобытному утесу на гладко подстриженной лужайке, в совершенном одиночестве возвышается посреди изысканного италийского общества времен Империи. Но именно грубый, варварский характер этого обычая вселяет в нас надежду на его объяснение. Исследования в области древнейшей истории человечества обнаружили, что при множестве поверхностных различий первые грубые философские системы, выработанные человеческим разумом, сходны в своих существенных чертах. Следовательно, если мы сможем доказать, что такой варварский обычай, как наследование титула жреца в Неми, существовал в других обществах, если нам удастся раскрыть причины существования подобного института и доказать, что одни и те же причины действовали в большинстве (если не во всех) человеческих обществ, при различных обстоятельствах пробуждая к жизни множество различающихся в деталях, но в целом сходных институтов, наконец, если нам удастся продемонстрировать, что те же самые причины, вместе с производными от них институтами, на самом деле действовали и в классической древности, - тогда мы сможем по праву заключить, что в более отдаленную эпоху те же причины породили правила преемственности жречества в Неми. За недостатком прямых сведений о том, как этот институт возник, наши заключения никогда не достигнут статуса доказательства, но они будут более или менее вероятными в зависимости от полноты, с какой удастся выполнить указанные условия. Предложить достаточно вероятное объяснение института жрецов в Неми, удовлетворяющее этим условиям, - вот цель данной книги.
Начнем с изложения тех немногих фактов и преданий по этому поводу, которые до нас дошли. Согласно одному из таких преданий, культ Дианы Немийской был учрежден Орестом. который, убив Фаоса, царя Херсонеса Таврического, бежал с сестрой в Италию; в связке веток он привез с собой изображение Дианы Таврической. После смерти его останки были перевезены из Ариции в Рим и захоронены на склоне Капитолийского холма перед храмом Сатурна (рядом с храмом Согласия). Знатокам древности знаком кровавый ритуал, который предание связывает с Дианой Таврической. Оно гласит: каждый чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее алтаре. Впрочем, будучи перенесен на италийскую почву, этот ритуал вылился в более мягкую форму. В немийском святилище произрастало некое дерево, и с него не могла быть сорвана ни единая ветвь. Лишь беглому рабу, если ему это удастся, позволялось сломать одну из ветвей. В случае удачи ему предоставлялось право сразиться в единоборстве со жрецом и при условии победы занять его место и унаследовать титул Царя Леса (Rex Nemorensis).
По общему мнению древних, этой роковой веткой была та самая Золотая ветвь, которую Эней по наущению Сибиллы сорвал перед тем, как предпринять опасное путешествие в страну мертвых. Бегство раба символизировало, по преданию, бегство Ореста, а его поединок со жрецом был отголоском человеческих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической. Закон наследования по праву меча соблюдался вплоть до имперских времен. Среди прочих выходок Калигулы была такая: решив, что жрец Неми оставался на своем посту слишком долго, он нанял для его убийства дюжего головореза. Кроме того, греческий путешественник, посетивший Италию в эпоху Антонинов (I-II вв.), писал, что наследование титула жреца по-прежнему добывается победой в поединке.
Основные черты культа Дианы в Неми еще подлежат выявлению, Из обнаруженных там остатков жертвоприношений явствует, что древние считали ее, во-первых, охотницей, во-вторых, благословляющей людей потомством, в-третьих, дарующей женщинам легкие роды. Огонь, по-видимому, играл в ее культе особо важную роль. Во время ежегодного праздника, посвященного Диане и приходившегося на самое жаркое время года (13 августа), ее роща озарялась светом многочисленных факелов, ярко-красный отблеск которых ложился на поверхности озера. В этот день по всей Италии у каждого домашнего очага свершались священные обряды. Сама богиня изображена на найденных в пределах святилища бронзовых статуэтках держащей факел в поднятой правой руке. Выполняя данные обеты, женщины, молитвы которых были услышаны Дианой, приходили в святилище украшенные венками, с зажженными факелами. Неизвестный римлянин зажег неугасимую лампаду в небольшой гробнице в Неми во здравие императора Клавдия и его семьи. Найденные в роще светильники из обожженной глины, возможно, служили той же цели в отношении простых смертных. Если это так, то аналогия между этим обычаем и обычаем католиков ставить освященные свечи в церквах очевидна. Кроме того, титул Весты, носимый Дианой Немийской, явно свидетельствует о том, что в ее святилище постоянно поддерживался священный огонь. Большой, круглой формы фундамент в северо-восточном приделе храма, приподнятый на три отупении сохранивший следы мозаики, служил, вероятно, основанием круглого храма Дианы-Весты, аналогичного храму Весты на Форуме. По всей вероятности, священный огонь поддерживался здесь девственными весталками; на месте Немийского храма была найдена статуя весталки из обожженной глины, Кроме того, обычай поклонения неугасимому огню, поддерживаемому девами-весталками, был распространен в Лации с древнейших времен. Во время ежегодного празднества в честь богини увенчивали венками охотничьих собак и не трогали Диких зверей. Молодые люди совершали в ее честь очистительные обряды. Приносилось вино и устраивалось пиршество из мяса козлят, горячих лепешек, подаваемых на листьях, и яблок, сорванных вместе с ветками.
Но в роще близ Неми Диана царила не одна. Ее святилище разделяли с ней два божества более низкого ранга. Одним из них была Эгерия, нимфа светлой речки, которая, разбиваясь в брызги о базальтовые скалы, ниспадала изящным каскадом в озеро неподалеку от местечка Ле-Моле (названного так потому, что там теперь находятся мельницы деревни Неми). Журчание бегущего по гальке потока упоминается Овидием, который, по его собственному признанию, часто пил из него воду. Беременные женщины приносили жертвы Эгерии, потому что, подобно Диане, она считалась способной даровать легкие роды. Бытовало предание, что эта нимфа была женой или возлюбленной мудрого царя Нумы и что плодом его общения с этой богиней были данные им римлянам законы. Плутарх сравнивает это предание с другими рассказами о любви богинь к смертным, такими, как любовь Кибелы и Луны к прекрасным юношам Аттису и Эндимиону.
По другим источникам, местом свиданий влюбленных были не Немийские леса, а роща неподалеку от грота у Капенских ворот близ Рима, где из темной пещеры бил еще один святой источник, посвященный Эгерии. Ежедневно римские весталки брали из этого источника воду для мытья храма Весты, перенося ее на голове в глиняном кувшине. Во времена Ювенала грот был выложен мрамором, и это освященное место осквернялось группами бедных иудеев, которые, как цыгане, вынуждены были располагаться на ночлег в роще. Можно предположить, что поток, впадающий в озеро Неми, - это и была первоначально сама Эгерия и что, когда первые поселенцы пришли с Альбанских холмов на берега Тибра, они принесли с собой культ этой нимфы и нашли для нее новое жилище в роще за воротами Рима. Остатки купален, обнаруженные на земле святилища, и множество слепков различных частей человеческого тела, сделанных из обожженной глины, наводят на мысль о том, что вода источника Эгерии использовалась для лечения больных. В соответствии с обычаем, который до сих пор соблюдался во многих частях Европы, больные в знак надежды на исцеление или благодарности посвящали богине слепки больных частей тела. Уверяют, что источник поныне сохранил свои лечебные свойства.
Другим немийским божеством более низкого ранга был Вирбий. Предание гласит, что Вирбием был не кто иной, как юный греческий герой Ипполит, целомудренный и прекрасный. Он научился охотничьему искусству от кентавра Хирона и проводил целые дни, охотясь на диких зверей в чаще леса. Его единственной спутницей была девственная охотница - богиня Артемида (греческий двойник Дианы). Возгораясь своей божественной спутницей, он с презрением отвергал любовь смертных женщин, и это его погубило. Уязвленная его презрением к любви, Афродита возбудила любовь к Ипполиту в его мачехе Федре. Когда Ипполит отверг безнравственные ухаживания мачехи, она оклеветала его перед его отцом Тезеем, Поверив в клевету, Тезей обратился к своему отцу Посейдону с мольбой об отмщении. И когда Ипполит мчался на колеснице по берегу Саронического залива, морской бог выгнал на поверхность воды свирепого быка. Испуганные лошади понесли, и выброшенный из колесницы Ипполит нашел смерть под их копытами. Но из любви к Ипполиту Диана упросила лекаря Эскулапа возвратить прекрасного юношу-охотника к жизни при помощи целебных трав. Разгневанный тем, что смертный муж вышел из врат смерти. Юпитер низверг врача в Аид.
„Золотая ветвь“ известного английского религиоведа и этнолога Джеймса Фрэзера (1854–1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений ученых. Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно-исторического метода показать связь между современными религиями и первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания. […]
Первое издание „Золотой ветви“ вышло в Лондоне в 1890 году в двух томах, а затем книга переиздавалась в различных вариантах, - то в более пространных, то в сокращенных. Труд был переведен на множество языков. На русском языке он впервые был издан в 1928 году (1–4-й выпуски). Однако перевод был сделан с подготовленного женой Дж. Фрэзера авторизованного сокращенного французского издания.
Настоящее издание - это первый перевод „Золотой ветви“ на русский язык с английского сокращенного издания, подготовленного самим автором (Freser J. J. The Golden Bough. London, 1923)… В тексте книги имеются подстрочные примечания, составленные профессором С. А. Токаревым. Им же осуществлена общая научная редакция издания.
Основной целью настоящей книги является объяснение любопытного правила, которое определяло порядок наследования должности жреца Дианы в Ариции. Впервые приступив к изучению этой проблемы более тридцати лет тому назад, я полагал, что решение может быть найдено очень быстро. Однако вскоре обнаружилось, что для того, чтобы найти правдоподобное (и даже просто понятное) решение, необходимо обсудить ряд более общих вопросов, часть которых ранее практически не поднималась. В последующих изданиях обсуждение этих и близких к ним вопросов занимало все больше места, исследование разрасталось во многих направлениях до тех пор, пока два первоначальных тома не превратились в двенадцать. За это время читатели часто высказывали пожелание переиздать „Золотую ветвь“ в более сжатой форме. Выход в свет данного, сокращенного издания продиктован стремлением удовлетворить это пожелание и сделать книгу доступной более широкому кругу читателей. Хотя объем книги был значительно сокращен, я постарался сохранить в неприкосновенности основные ее идеи и привести для их иллюстрации достаточное количество примеров. Несмотря на сжатость изложения, большей частью был сохранен и язык полного издания. Чтобы вместить возможно больший объем текста, я пожертвовал примечаниями и точными ссылками на источники. Поэтому для проверки источника того или иного высказывания читатели должны обращаться к полному изданию, снабженному подробной библиографией.
В сокращенном издании я не вводил новый материал и не изменял взглядов, высказанных в последнем, полном издании. В целом данные, с которыми мне удалось познакомиться за это время, либо подтверждали мои выводы, либо по-новому иллюстрировали старые положения…
Является ли моя теория верной, или от нее следует отказаться, покажет будущее. Я всегда готов отказаться от нее в пользу лучшей теории. Предоставляя новый вариант книги на суд публики, мне хотелось бы предостеречь против неверного понимания ее задачи, которое продолжает иметь место, несмотря на то, что в прошлом я уже выступал против него. Если я в данной работе подробно останавливаюсь на культе деревьев, то это происходит не потому, что я преувеличиваю его значение в истории религии, и еще менее потому, что я вывожу из него всю мифологию. Просто, стремясь объяснить смысл должности жреца, носившего титул Царя Леса, я не мог обойти молчанием этот культ. Ведь в обязанности этого жреца входило срывать Золотую ветвь - ветвь с дерева в священной роще. Но я далек от того, чтобы приписывать поклонению деревьям первостепенное значение в развитии религиозного сознания, и, в частности, считаю его подчиненным страху перед покойниками, который представляется мне самым мощным фактором в формировании первобытной религии. Надеюсь, что теперь меня не будут обвинять в том, что я являюсь сторонником мифологии, которую я считаю не просто ложной, но нелепой и абсурдной. Однако я слишком близко знаком с гидрой заблуждения, чтобы, отрубая одну из ее голов, рассчитывать на то, что смогу предотвратить рост другой (или даже той же самой) головы. Тем не менее, я верю в искренность и ум своих читателей: пусть же они исправят это серьезное заблуждение.
Джеймс Джордж Фрэзер
Лондон, июнь 1922
ДИАНА И ВИРБИЙ
Кто не видел картину Тёрнера „Золотая ветвь“? Пейзаж, залитый золотистым свечением грёзы, в которую погрузился божественный дух Тёрнера, преобразивший прекраснейший из природных ландшафтов, увиденное в порыве вдохновения небольшое лесное озеро Неми, „зеркало Дианы“, как называли его древние. Незабываема спокойная водная гладь, окаймленная зеленой цепью Альбанских гор. Уединенность местности не нарушается двумя типично итальянскими деревеньками, погруженными в дрему на берегу озера, и дворцом - также в итальянском стиле - с садами, которые резкими уступами спускаются к озеру. Кажется, будто Диана не захотела оставить этот одинокий берег и продолжает обитать в лесной чаще!
В древности на фоне этого лесного пейзажа неоднократно разыгрывалось одно и то же странное и трагическое событие. На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы. Озеро и роща были известны тогда под названием Арицийских. Но город Ариция (теперь он называется Ла-Ричча) был расположен почти в пяти километрах отсюда, у подножия Альбанской горы, и отделен крутым спуском от озера, находящегося в небольшой воронкообразной впадине на склоне горы. В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом - убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент.
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем Немийский жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и плохую погоду, пес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор. От одного его вида прелестный пейзаж мерк в глазах кротких и набожных паломников. С суровой и зловещей фигурой Немийского жреца плохо сочетались мечтательная голубизна итальянского неба, игра светотени в летних лесах и блеск волн на солнце.
Давайте лучше вообразим себе немийский пейзаж, каким он мог предстать перед запоздалым путником в одну из тех бурных осенних ночей, когда густым дождем падают увядшие листья и ветер поет погребальную песнь уходящему году. Какая мрачная картина, положенная на меланхолическую музыку! На заднем плане темнеет растерзанный лес на фоне низкого, затянутого тучами неба, вздохи ветра в ветвях, шелест увядших листьев под ногами да плеск холодной воды о берег. А на переднем плане в сумерках темная фигура человека, ходящего взад и вперед; и когда, выплыв из бегущего облака, бледная луна всматривается в него сквозь оплетенные ветви, на плече его ярко вспыхивает сталь.
Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует заглянуть дальше в глубь веков. Никто, видимо, не станет отрицать, что подобный обычай отдает варварской эпохой и, подобно первобытному утесу на гладко подстриженной лужайке, в совершенном одиночестве возвышается посреди изысканного италийского общества времен Империи. Но именно грубый, варварский характер этого обычая вселяет в нас надежду на его объяснение. Исследования в области древнейшей истории человечества обнаружили, что при множестве поверхностных различий первые грубые философские системы, выработанные человеческим разумом, сходны в своих существенных чертах. Следовательно, если мы сможем доказать, что такой варварский обычай, как наследование титула жреца в Неми, существовал в других обществах, если нам удастся раскрыть причины существования подобного института и доказать, что одни и те же причины действовали в большинстве (если не во всех) человеческих обществ, при различных обстоятельствах пробуждая к жизни множество различающихся в деталях, но в целом сходных институтов, наконец, если нам удастся продемонстрировать, что те же самые причины, вместе с производными от них институтами, на самом деле действовали и в классической древности, - тогда мы сможем по праву заключить, что в более отдаленную эпоху те же причины породили правила преемственности жречества в Неми. За недостатком прямых сведений о том, как этот институт возник, наши заключения никогда не достигнут статуса доказательства, но они будут более или менее вероятными в зависимости от полноты, с какой удастся выполнить указанные условия. Предложить достаточно вероятное объяснение института жрецов в Неми, удовлетворяющее этим условиям, - вот цель данной книги.
Глава XXX. Адонис в Сирии. - 366/309
Глава XXXI. Адонис на острове Кипр. - 368/311
Глава XXXII. Ритуал Адониса. - 374/316
Глава XXXIII. «Сады Адониса». - 380/321
Глава XXXIV. Миф об Аттисе и его ритуал. - 386/327
Глава XXXV. Аттис - бог растительности. - 392/331
Глава XXXVI. Человеческие воплощения Аттиса. - 393/332
Глава XXXVII. Восточные религии на Западе. - 396/335
Глава XXXVIII. Миф об Осирисе. - 402/340
Глава XXXIX. Обрядовый цикл, связанный с Осирисом. - 408/345
Глава XL. Атрибуты Осириса. - 418/354
Глава XLI. Исида. - 424/358
Глава XLII. Осирис и солнце. - 426/360
Глава XLIII. Дионис. - 428/362
Глава XLIV. Деметра и Персефона. - 436/368
Глава XLV. Мать Хлеба и Хлебная Дева в Северной Европе. - 442/374
Глава XLVI. Мать Хлеба в разных странах. - 456/385
Глава XLVII. Литиерс. - 468/396
Глава XLVIII. Животные представители духа хлеба. - 495/418
Глава XLIX. Животные образы древних богов растительности. - 514/434
Глава L. Причащение телом бога. - 532/449
Глава LI. Гомеопатическая магия мясной пищи. - 548/463
Глава LII. Умерщвление священного животного. - 554/467
Глава LIII. Умилостивление охотниками диких животных. - 576/486
Глава LIV. Типы причащения мясом животных. - 591/498
Глава LV. Перенесение сил зла. - 599/505
Глава LVI. Публичное изгнание злых сил. - 607/512
Глава LVII. Существа, приносимые в жертву на благо общества. - 624/526
Глава LVIII. Люди в роли искупителей чужих грехов в классической древности. - 642/541
Глава LIX. Практика умерщвления бога в Мексике. - 653/550
Глава LX. Между небом и землёй. - 658/554
Глава LXI. Миф о Бальдере. - 674/568
Глава LXII. Европейские праздники огня. - 676/569
Глава LXIII. Истолкование праздников огня. - 711/598
Глава LXIV. Сожжение на кострах людей. - 721/607
Глава LXV. Бальдер и омела. - 730/615
Глава LXVI. Пребывающая вне тела душа и её роль в народных сказках. - 740/623
Глава LXVII. Бестелесная душа в народных обычаях. - 753/633
Глава LXVIII. Золотая ветвь. - 778/655
Глава LXIX. Прощание с Неми. - 790/664
Послесловие [ С.А. Токарев ]. - 794/668
Указатели. - 805/677
Краткая географическая справка. - 805/679
Предметный указатель. - 821/693
Указатель мифологических имён. - 826/698
«Золотая ветвь» известного английского религиоведа и этнолога Джеймса Фрэзера (1854-1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений учёных. Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно-исторического метода показать связь между современными религиями и первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания.
Классики марксизма-ленинизма подчёркивали необходимость изучения исторических корней религии. Ведь каждая новая форма религии возникает на почве ранее существовавших верований. Таким образом, историческая критика религии позволяет выявить реальные истоки тех религиозных представлений, которые выдаются богословами за божественные предначертания. Богатейший фактический материал, собранный Дж. Фрэзером, играет огромную роль в опровержении богословских теорий происхождения религии.
Данное издание «Золотой ветви», несомненно, послужит вкладом в развенчание религиозных взглядов и представлений, вооружит пропагандистов в их работе по формированию атеистической убеждённости масс.
Концепция происхождения и истории религии, выдвинутая Дж. Фрэзером, далеко не бесспорна и не является общепринятой в этнографической науке. Нельзя не учитывать то, что он стоял на позициях буржуазной методологии; это и обусловило ограниченность его концепции. Однако несомненно одно: учёным были выдвинуты весьма ценные идеи, которые выдержали проверку временем и навсегда утвердились в научном религиоведении. Марксистский анализ концепции Дж. Фрэзера дан в послесловии к настоящему изданию, написанном доктором исторических наук профессором С.А. Токаревым. Стоит лишь ещё раз подчеркнуть, что концепция Дж. Фрэзера противостоит церковной точке зрения на происхождение и роль религии в истории общества, а его труды дают в руки современных исследователей богатейший фактический материал, который невозможно почерпнуть из жизни, ибо многие описываемые в книге обычаи и ритуалы давно забыты, исчезли и некоторые из описываемых им этнических групп.
В.И. Ленин в статье «О значении воинствующего материализма» подчёркивал, что нужно внимательно следить за всей атеистической литературой на всех языках, «переводя, или, по крайней мере, рефе-
рируя всё сколько-нибудь ценное в этой области». И далее он подчёркивал, что «союз» с Древсами (буржуазными учёными-религиоведами. - Ред. ) в той или иной степени для нас обязателен в борьбе с господствующими религиозными мракобесами». Следуя этому указанию В.И. Ленина, издательство осуществило перевод одной из наиболее значимых для разработки научной теории истории религии работ Дж. Фрэзера.
Первое издание «Золотой ветви» вышло в Лондоне в 1890 году в двух томах, а затем книга переиздавалась в различных вариантах, то в более пространных, то в сокращённых. Труд был переведён на множество языков. На русском языке он впервые был издан в 1928 году (1-4-й выпуски). Однако перевод был сделан с подготовленного женой Дж. Фрэзера авторизованного сокращённого французского издания.
Настоящее издание - это первый перевод «Золотой ветви» на русский язык с английского сокращённого издания, подготовленного самим автором (Frazer J.J.[J.G. ] The golden Bough. London. 1923).
Поскольку в своём труде Дж. Фрэзер широко использует материал, почёрпнутый из более ранних источников, относящихся иногда к XVII и XVIII векам, на страницах «Золотой ветви» нередко встречаются архаичные этнографические термины, вышедшие ныне из научного употребления («дикарь», «примитивный человек» и др.), а также географические названия, которых нет на современной карте мира. Кроме того, не следует забывать, что в значительной своей части творчество Дж. Фрэзера приходится на конец XIX века, что наложило свой отпечаток на стиль и лексикон его произведений.
Чтобы облегчить читателю восприятие содержания книги, в конце издания помещены предметный указатель и краткая географическая справка. В тексте книги имеются подстрочные примечания, составленные профессором С.А. Токаревым. Им же осуществлена общая научная редакция издания.
Основной целью настоящей книги является объяснение любопытного правила, которое определяло порядок наследования должности жреца Дианы в Ариции. Впервые приступив к изучению этой проблемы более тридцати лет тому назад, я полагал, что решение может быть найдено очень быстро. Однако вскоре обнаружилось, что для того, чтобы найти правдоподобное (и даже просто понятное) решение, необходимо обсудить ряд более общих вопросов, часть которых ранее практически не поднималась. В последующих изданиях обсуждение этих и близких к ним вопросов занимало всё больше места, исследование разрасталось во многих направлениях до тех пор, пока два первоначальных тома не превратились в двенадцать. За это время читатели часто высказывали пожелание переиздать «Золотую ветвь» в более сжатой форме. Выход в свет данного, сокращённого издания продиктован стремлением удовлетворить это пожелание и сделать книгу доступной более широкому кругу читателей. Хотя объём книги был значительно сокращён, я постарался сохранить в неприкосновенности основные её идеи и привести для их иллюстрации достаточное количество примеров. Несмотря на сжатость изложения, большей частью был сохранён и язык полного издания. Чтобы вместить возможно больший объём текста, я пожертвовал примечаниями и точными ссылками на источники. Поэтому для проверки источника того или иного высказывания читатели должны обращаться к полному изданию, снабжённому подробной библиографией.
В сокращённом издании я не вводил новый материал и не изменял взглядов, высказанных в последнем полном издании. В целом данные, с которыми мне удалось познакомиться за это время, либо подтверждали мои выводы, либо по-новому иллюстрировали старые положения...
Является ли моя теория верной, или от неё следует отказаться, покажет будущее. Я всегда готов отказаться от неё в пользу лучшей теории. Предоставляя новый вариант книги на суд публики, мне хотелось бы предостеречь против неверного
понимания её задачи, которое продолжает иметь место, несмотря на то что в прошлом я уже выступал против него. Если я в данной работе подробно останавливаюсь на культе деревьев, то это происходит не потому, что я преувеличиваю его значение в истории религии, и ещё менее потому, что я вывожу из него всю мифологию. Просто, стремясь объяснить смысл должности жреца, носившего титул Царя Леса, я не мог обойти молчанием этот культ. Ведь в обязанности этого жреца входило срывать Золотую ветвь - ветвь с дерева в священной роще. Но я далёк от того, чтобы приписывать поклонению деревьям первостепенное значение в развитии религиозного сознания, и, в частности, считаю его подчинённым страху перед покойниками, который представляется мне самым мощным фактором в формировании первобытной религии. Надеюсь, что теперь меня не будут обвинять я том, что я являюсь сторонником мифологии, которую я считаю не просто ложной, но нелепой и абсурдной. Однако я слишком близко знаком с гидрой заблуждения, чтобы, отрубая одну из её голов, рассчитывать на то, что смогу предотвратить рост другой (или даже той же самой) головы. Тем не менее, я верю в искренность и ум своих читателей: пусть же они исправят это серьёзное заблуждение.
Джеймс Джордж Фрэзер
Шотландец родом, Джеймс Джордж Фрэзер (1854-1941) учился в Кембриджском университете, с которым потом сохранял научную связь до конца своей жизни.
К этнографии Фрэзер пришёл от истории литературы и классической филологии - его первой специальности. Самым крупным его трудом в этой области был перевод и текстологическое комментирование известного «Описания Эллады» Павсания (II в. н.э.), опубликованное им в шести объёмистых томах 1 . Переводил и издавал он также Овидия, Саллюстия. Известны его специальные очерки по английской литературе. Эту свою первую специальность Фрэзер, впрочем, не оставлял и позже.
Внимание Фрэзера к проблемам этнографии привлекло чтение классической этнографической литературы, прежде всего знаменитого труда Эдуарда Тэйлора, патриарха английской этнографии, «Первобытная культура» (1871). Применённый в этом труде чисто эволюционистский («сравнительно-этнографический») метод - со всеми его достоинствами и недостатками - оказал глубокое воздействие на Фрэзера, который оставался верен этому методу всю свою жизнь.
В этнографии Фрэзер дебютировал небольшой книжкой «Тотемизм» (1887), привлёкшей внимание учёных к этой своеобразной форме первобытной религии. Позже он не раз возвращался к этой проблеме. Результатом её исследования был капитальный четырёхтомный труд «Тотемизм и экзогамия» (1910). В 1890 году вышел в свет в двух томах главный его труд - «Золотая ветвь». Второе, уже трёхтомное издание этого труда появилось в 1900 году, а в 1911-1915 годах Фрэзер подготовил и издал под тем же названием огромный, двенадцатитомный труд. Отдельные его части издавались под особыми названиями: «Чтения о ранней истории царской власти», «Труды Психеи», «Бальдер Прекрасный», «Адонис, Аттис, Осирис», «Духи зерна и дичи». В 1923 году вышло в свет подго-
товленное самим Фрэзером однотомное, сокращённое издание «Золотой ветви». Сокращение автор произвёл прежде всего за счёт научного аппарата: он снял все ссылки на источники. Поэтому в тексте имеется множество цитат, источники которых остаются для читателя неизвестными. Несмотря на свои недостатки, это издание «Золотой ветви» пользовалось большой популярностью. Вскоре после выхода в свет оно было переведено на французский язык женой учёного, леди Фрэзер, под его личной редакцией. С этого французского издания, кстати, был сделан первый русский перевод (1928) знаменитой книги. Переводилась она и на другие языки. Настоящее издание является первым русским переводом с английского оригинала.
Параллельно с многолетней усердной работой над расширением своего главного труда Фрэзер неутомимо работал и над другими этнографическими темами. Из-под пера его выходили одна за другой капитальные исследования: «Тотемизм и экзогамия» (4 тома, 1910), «Вера в бессмертие и культ умерших» (2 тома, 1911-1912), «Фольклор в Ветхом завете» (3 тома, 1918-1919), «Культ природы» (1926), «Боязнь умерших в примитивной религии» (2 тома, 1933-1934), «Мифы о происхождении огня» (1930), «Творение и эволюция в примитивных космогониях» (1935). Творческая плодовитость Дж. Фрэзера объясняется его огромной эрудицией и удивительной работоспособностью. Его биографы отмечают, что учёный в течение 50 лет подряд просиживал свой ежедневный двенадцатичасовой рабочий день в библиотеке Кембриджского университета, не давая себе отдыха ни в воскресные, ни в праздничные дни.
Перечень сочинений Фрэзера производит на первый взгляд впечатление большого тематического разнообразия. Однако это не совсем так: все они посвящены определённым аспектам духовной культуры человека и лишь отчасти затрагивают вопросы социального строя. Проблемами материальной культуры, хозяйства, экономических отношений учёный никогда не интересовался. Да и из духовной культуры Фрэзер брал далеко не всё: проблемы народного художественного творчества, поэзии, музыки, изобразительных искусств оставались за чертой его интересов. В центре всех его этнографических исследований были первобытная религия и «философия», суеверия, мифы, легенды, обряды, психология «первобытного человека». Эта сравнительно ограниченная сфера исследований под пером Фрэзера развернулась во множество тем, сложных и неясных вопросов, по каждому из которых Фрэзер сумел найти и сопоставить великое множество фактов, по большей части малоизвестных или совсем неизвестных прежде. Всё сказанное выше относится прежде всего к лежащей перед нами книге «Золотая ветвь».
В кратком послесловии невозможно пересказать или даже перечислить всё множество общих и частных проблем, которых автор в этой книге касается и которые в той или иной мере пы-
тается решить. Да в этом нет и надобности. Всё же обращу здесь внимание на самые интересные и существенные из затронутых автором вопросов.
Построение книги необычно. Завязка её - любопытное описание в античных источниках порядка замещения должности жреца при храме Дианы Арицийской в святилище Неми (древняя Италия). Желающий занять эту должность должен был для этого убить своего предшественника, одолев его в рукопашной схватке; предварительно он должен был сломить ветку («золотую ветвь») с растущего поблизости дерева. Это дерево и охранял день и ночь с обнажённым мечом жрец Дианы, охраняя тем самым свою жизнь. Не мудрено, что на такую опасную должность претендовали, как правило, люди, которым нечего было терять, к примеру беглые рабы и т.п.
Этот обычай не поддаётся простому объяснению. «Для того чтобы найти ему объяснение, - говорит Фрэзер, - следует заглянуть дальше в глубь веков... Подобный обычай отдаёт варварской эпохой и, подобно первобытному утёсу на гладко подстриженной лужайке, в совершенном одиночестве возвышается посреди изысканного италийского общества времён Империи» 1 .
Для подхода к решению этой головоломной задачи он пользуется господствовавшим в те годы в этнографической науке сравнительно-этнографическим методом, опирающимся на эволюционистскую концепцию истории человека и его культуры. Как уже говорилось, Фрэзер был убеждённым сторонником этого метода. Исходя из постулата единства человека и его культуры, Фрэзер производит сопоставление множества аналогичных фактов, взятых из всех стран и всех эпох.
Как бы загадав загадку читателю, Фрэзер сам отрывается от неё и пытается нащупать общую идейную или психологическую почву, которая позволила бы нам понять само мировоззрение «первобытного человека», после чего стали бы понятны разные верования, обряды, суеверия, запреты и пр. Ему кажется, что он нащупал эту почву, сформулировав свою - скоро ставшую знаменитой - теорию «магии и религии». Эта теория в дальнейшем в научной литературе накрепко соединилась с именем Фрэзера и до сих пор многими считается чуть ли не самым важным, если не единственным его вкладом в науку.
В самом сжатом виде эту теорию можно изложить следующим образом. «Первобытный человек» вначале верил в свою собственную способность воздействовать на окружающую его природу путём «симпатической магии». Это «стадия магии». Позже, разуверившись в этой своей способности, он пришёл к выводу, что предметы и явления природы подчиняются воле духов и богов, к которым он и стал обращаться с молитвами. Это «стадия религии». Со временем «стадия религии» сменит-
ся «стадией науки»: человек познает законы природы и овладеет ими. Фрэзер усматривал при этом некую формальную общность между первой и третьей стадией умственного развития человека - между магией и наукой: та и другая исходят из представления о неизменности течения природных явлений, тогда как религия допускает их нарушение через чудесное вмешательство божества.
К оценке подлинного научного значения фрэзеровской схемы «магия - религия - наука» мы ещё вернёмся. Здесь же следует сказать, что, исходя из этой схемы, он и начинает распутывать в «Золотой ветви» бесконечный клубок разных верований, обрядов, запретов и пр., связанных между собой и призванных объяснить те или иные детали в загадочном немийском ритуале и в конечном счёте весь ритуал в целом. Приводятся многочисленные примеры веры во взаимную магическую связь природных явлений; рассматриваются обряды воздействия колдуна-мага на природу: вызывание дождя, ветра, солнечного света. Существенную сторону всей концепции Фрэзера составляет тезис о том, что благодаря этой вере первобытных людей в магические способности колдунов они-то и достигают влиятельного положения в племени, а в дальнейшем становятся правителями, вождями, царями. Таково было, по Фрэзеру, происхождение и ранняя история царской власти.
Значительное место уделено в книге описанию целой системы запретов-табу, регламентировавших жизнь первобытного человека. Из них особенно важны те, которые ложатся на особу царя-жреца: чтобы выполнять свою функцию правителя сил природы, он должен сам подчиняться многочисленным и тягостным запретам: таковы, например, запреты касаться земли, касаться определённых предметов, в том числе оружия, некоторых видов пищи; царь должен пребывать в неподвижности, не покидать своей резиденции и пр. и пр. При малейшем нарушении этих запретов священный царь теряет свою власть над природой и вызывает расстройство в нормальном течении природных явлений. Он теряет свою власть также и при ослаблении физических сил, болезни, постарении. Отсюда - обычай сменять царя при первых же признаках слабости, дряхлости, обычай, приведший местами к ритуальному умерщвлению старого царя и замене его новым - молодым и сильным, а в других случаях - к временному замещению царя его сыном или особым временным царём-шутом, которого потом и убивали вместо настоящего царя. Все это - разные способы добиться перехода жизненной силы в более молодое и сильное тело.
Коснувшись широко распространённой среди древних или отставших в своём развитии племён и народов идеи о переходе души (и магической силы) человека в новое тело, а попутно рассмотрев характерное для охотничьих племён поверье
о возрождении души убитого на охоте животного в новых особях того же вида животных, Фрэзер затем приводит огромное количество примеров поверья о «духах плодородия», которые могут воплощаться и в животных, и в растения, особенно в хлебные злаки, и принимать образ человека. На эти широко распространённые поверья о «духах растительности» («демонах хлеба») обратил впервые внимание немецкий этнограф В. Маннхардт - и Фрэзер целиком взял у него его концепцию «низшей мифологии». Но эти же «хлебные демоны» нередко принимали форму образов великих богов: таковы боги древних религий Аттис, Адонис, Осирис, Дионис и их женские дополнения Иштар, Исида, Кибела, Персефона, Церера. Характерен мифологический мотив, связанный с этими образами, - умирающее и воскресающее божество. Фрэзер полагает, что это умирание и воскресание - по крайней мере первое - когда-то воспроизводилось в магических актах умерщвления, или принесения в жертву, человека, живого воплощения «духа растительности». Автор причисляет сюда и евангельское повествование о распятии Иисуса Христа, но не слишком заостряет эту мысль.
Все приведённые факты дают, по мнению Фрэзера, убедительный ответ на первый из поставленных в начале книги вопросов: почему жрец Дианы мог занять этот пост, только умертвив своего предшественника? Ответ таков: потому, что этим он доказывал наличие у него большей жизненной и магической силы, чем у его предшественника.
Постоянно держа в центре внимания основную тему своего труда, Фрэзер как бы мимоходом рассматривает и частью разрешает множество сложных научных вопросов. Некоторые из них имеют лишь косвенное отношение к исходной проблеме. К таковым относятся вопросы о религиозно-магическом
значении огня, об обычаях, связанных с возрастными инициациями, особенно девушек, о табу на тела умерших, о соотношении обряда и мифа, о жертве первинок, о тотемизме и др. В каждом случае автор старается, конечно, обосновать научную необходимость расширения основной темы, включения в круг исследования всё новых и новых вопросов. Однако для читателя это обоснование не всегда выглядит убедительным.
Не нужно думать, конечно, что Фрэзер первым в науке поставил проблемы, затронутые им в «Золотой ветви». Каждая из этих проблем занимала уже своё место в истори этнографических идей. Проблема соотношения верований и обрядов («миф и ритуал») впервые была поставлена личным другом, земляком и коллегой Фрэзера семитологом Робертсоном Смитом. Проблема тотемизма исследовалась Дж. Мак-Леннаном. Проблема аграрных культов (зооморфные и антропоморфные «духи хлебного поля») поставлена и разработана в блестящих трудах В. Маннхардта. Культ огня впервые исследовал Адальберт Кун 1 . О вере во «внешнюю душу» (пребывание души живого человека вне тела) немало фактов собрал в своём классическом труде Эдуард Тэйлор и т.д. Но Фрэзер умел со свойственной ему научной чуткостью подхватить эти едва намеченные проблемы, наполнить их богатым этнографическим содержанием, придать им живую и блестящую литературную форму (ведь Фрэзер был по основной своей специальности литературовед и даже писал стихи!); а самое главное - он сумел связать воедино этот огромный ворох проблем, нанизав на одну научную ось - исследование происхождения и смысла странного обычая замещения должности жреца в Арицийском святилище. В этом - огромная научная ценность основного труда Дж. Фрэзера.
Из сказанного, однако, не следует, что поставленные в «Золотой ветви» проблемы все правильно и до конца решены её автором. Не вдаваясь в развёрнутую критику некоторых теоретических положений Фрэзера, отметим здесь лишь несколько уязвимых его выводов и заключений.
Вот, например, показав на многочисленных фактах, что вкушение первых плодов года у многих народов сопровождается выполнением различных умилостивительных и очистительных обрядов, принесением жертвы, Фрэзер пытается дать этому следующее объяснение: такие обряды-де порождены страхом перед духами первых плодов, как бы они не покарали людей, желающих их съесть (гл. 50). Но ведь это, по суще-
ству, не объяснение, а лишь повторение того же другими словами. Последовательный материалистический анализ данного обычая ведёт к более глубокому его объяснению: перед нами реликт древних традиций коллективного производства (охоты, земледелия) с вытекающим из него регулированием потребления - охотничьи правила, коллективное начало уборки урожая и прочие традиции общинно-родового строя.
Другой пример: защищаемая Фрэзером теория сакрального (магического) происхождения царской власти. Фрэзер считает, что первыми носителями власти - вождями, предводителями, царями - становились колдуны, жрецы, маги и основой этой власти была вера в их колдовскую силу. В данном случае, как и в других, Фрэзер для подкрепления своего вывода подобрал обширную галерею царей-колдунов и царей-жрецов. Но критика, особенно марксистская, уже давно указывала на то, что Фрэзер здесь, в сущности, перевернул вверх ногами подлинную причинную связь: племенные вожди и царьки не потому обладали властью, что им приписывалась колдовская сила, а, напротив, она потому им и приписывалась, что они обладали властью. Правда, в каждом отдельном случае такая зависимость может быть и не видна, но она сразу заметна при общем историческом взгляде на связь явлений. Хотя обе стороны деятельности жрецов-царей - сакральная и светская - переплетались весьма сложным образом, но в основе её лежали не магические, а светские функции вождя. Каким образом эти светские функции оказывались в их руках, и в чьих именно руках, - это уж другой вопрос, более сложный, разбирать который здесь не место. Напомним лишь, что Ф. Энгельс в своём труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» связывал образование первых зародышей наследственной знати и царской власти с возникновением в первобытной общине имущественных различий (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 108) и указывал, что вождь обладал жреческими полномочиями как верховный представитель племени или союза племён (см. там же, с. 107).
Наконец, третий пример, наиболее общий: пресловутая фрэзеровская теория «магии и религии». Эту теорию считают порой, как уже говорилось, чуть ли не краеугольным камнем всего научного мировоззрения Фрэзера, и её же больше всего критикуют. Но и критики зачастую исходят из фрэзеровской схемы классификации магических обрядов («гомеопатическая» и «контагиозная» магия), не принимая только её чисто психологического обоснования. Наиболее же резко критикуют фрэзеровскую триаду «магия - религия - наука» как выражение исторической последовательности развития человеческого сознания. Однако внимательное чтение «Золотой ветви» показывает, что эта трёхчленная формула вовсе не занимает главного места в концепции автора: в большинстве рассматриваемых Фрэзером проблем она попросту отсутствует.
Следует отметить ещё одну очень характерную черту в научном облике Фрэзера, черту, которую одни ставят ему в упрёк, а другие, напротив, оценивают положительно. Это - необычайная гибкость и пластичность его научных убеждений. Фрэзер никогда не держался за единожды построенную им теорию, легко усваивал новые мысли, менял свою точку зрения. Он нисколько не стеснялся открыто в этом признаваться, честно объясняя причины перемены своего взгляда, а порой даже не противопоставляя новый взгляд прежнему.
В разное время он, например, защищал три разные точки зрения на происхождение такой своеобразной формы первобытных верований, как тотемизм. В первом издании «Золотой ветви» (1890) Фрэзер объяснял тотемические верования как своеобразное проявление веры в возможность спрятать свою душу (ради её безопасности) в тело какого- нибудь животного, которое и становится тотемом данного человека. В 1899 году, прочтя описание тотемических обрядов центральноавстралийских племён, Фрэзер решил, что в них-то и лежит разгадка тотемизма; это-де форма «магической кооперации»: отдельные роды одного племени берут на себя взаимную заботу по «размножению» пищи для других родов, для них же самих эта пища запрещена. Наконец, в 1904 году, узнав о некоторых новых подробностях тотемических верований тех же австралийцев, Фрэзер нашёл в них новое решение задачи: корень тотемических представлений лежит в особенностях психологии беременных женщин с их обострённым воображением: им кажется, что какое-то существо вошло в их утробу, это существо и будет тотемом ребёнка, когда он родится. Ни от одного из этих мнений Фрэзер не отказался, изложив все три в книге «Тотемизм и экзогамия» (1910) 1 .
Другой пример - вопрос о ритуальном значении огня. В первых изданиях «Золотой ветви» Фрэзер придерживался «солярной» теории почитания огня: огонь почитается как магическое средство воздействия на солнце, чтобы оно ярче светило (такова была концепция Адальберта Куна и других «мифологов»). Но позже под влиянием исследований известного финского этнографа и социолога Эдварда Вестермарка (1862-1939) он пришёл к выводу о большем правдоподобии «очистительной» теории: огонь почитается как «очищающая» стихия.
Третий пример - мотивы религиозного почитания дуба. Вначале Фрэзер предполагал, что люди почитали дуб за полу-
чаемую от него пользу (особенно при добывании огня), а от культа дуба они-де перешли к почитанию бога-громовика, который поражает молнией чаще всего именно дуб. Но позже, ссылаясь на Якоба Гримма и других «мифологов», Фрэзер изменил своё мнение по этому вопросу: люди стали почитать дуб именно из-за того, что в него часто попадала молния; значит, культ бога грозы старше, чем почитание дуба (гл. 68).
Несмотря на то что речь здесь идёт о спорных, а порой и малоубедительных взглядах Дж. Фрэзера, его научная честность, несомненно, заслуживает одобрения.
Друзья и почитатели Дж. Фрэзера в Англии, во Франции и в других странах давали порой прямо восторженную оценку его трудам, и в особенности «Золотой ветви». В своём увлечении они зачастую приписывали одному Фрэзеру то, что в действительности составляло заслугу целой плеяды классиков - этнографов эволюционистской школы. «Фрэзер открыл, - говорили о нём, - совершенно чуждый нам мир (имелись в виду внеевропейские народы. - С.Т. ) и старался не смеяться над его странностями, а понять их...» «Когда потомство, - писал один из его почитателей, - будет оценивать труды нашего поколения, то одного только перечня работ сэра Джеймса Фрэзера будет почти достаточно, чтобы отвести упрёк в бесплодности» 1 . Фрэзера считали зачинателем изучения первобытной религии, проводя аналогию между ним и Дарвиным.
Но если даже откинуть эти явные преувеличения, то остаётся многое, что ставили в заслугу Фрэзеру вполне справедливо. В частности, его биограф Ангус Дауни совершенно правильно подчёркивает, что «благодаря трудам Фрэзера исследователи религии получили представление о том большом субстрате первобытных суеверий и мифологии, который лежит подо всеми ортодоксальными верованиями цивилизованного человека» 2 .
Высокую оценку трудам Фрэзера давали и люди, далёкие от него по специальности и по стилю работы. Анатоль Франс, друг Фрэзера, говорил о нём как о человеке, который «создал новую науку». «То, что Монтескьё, - писал он, - сделал в своё время, то Фрэзер сделал в наше время, и различие между тем и другим есть показатель прогресса идей» 3 . Бронислав Малиновский, учёный-этнограф совсем иной школы, восторженно оценивал заслуги Фрэзера, считая его «величайшим антропологом нашей эпохи» 4 .
И несомненно прав Ангус Дауни, который считает огромной заслугой Фрэзера перед этнографией то, что он «своими сочинениями... возбудил широкий общественный интерес к этому предмету и привлёк многих учёных к тому, чтобы заняться подобными исследованиями» 1 .
Наряду с этими хвалебными откликами работы Фрэзера и при жизни учёного, и особенно после его кончины, получали критическую и даже резко отрицательную оценку. Вместе с дельными и конструктивными замечаниями не было недостатка и в несерьёзных придирках. Но оставим это на совести его критиков.
В русской и советской науке оценка трудов Фрэзера давалась не раз. Подробный и строго критический разбор взглядов английского учёного - на материале одного из самых крупных его сочинений - «Тотемизм и экзогамия» - дал видный русский этнограф А.Н. Максимов 2 . Он очень удачно характеризовал и отрицательные и положительные стороны применяемого Фрэзером метода. В первом советском издании «Золотой ветви» (1928) помещена обстоятельная критическая статья проф. П.Ф. Преображенского. Написанная в сдержанном, серьёзном тоне, эта статья очень выпукло показывает огромную научную ценность главного труда Фрэзера и в то же время чётко фиксирует серьёзные методологические пороки позиции его автора. Очень сдержанно оценивает П.Ф. Преображенский знаменитую фрэзеровскую трёхчленную схему развития человеческой мысли: магия - религия - наука 3 .
Статья о Дж. Фрэзере с краткой марксистской оценкой как положительных, так и отрицательных сторон его научных теорий содержится в Большой Советской Энциклопедии. Отмечая, что ряд теорий Фрэзера отвергнут современной наукой, автор статьи подчёркивает, что его работы сохраняют большую фактологическую ценность.
Следует ещё добавить, что в лице Фрэзера мы имеем дело с одним из крупнейших свободомыслящих учёных. В этом плане его книги, особенно «Золотая ветвь» и «Фольклор в Ветхом завете», говорят сами за себя. Они могут и должны использоваться в деле научно-атеистического воспитания масс. С их помощью широкие круги читателей смогут заинтересоваться «сознательным отношением к религиозным вопросам и сознательной критикой религии». А ведь именно это В.И. Ленин считал одной из самых важных задач атеистической пропаганды (см. его статью «О значении воинствующего материализма»).
В этом смысле «Золотая ветвь» полезна хотя бы уже разбросанными по тексту ироническими замечаниями автора по поводу тех или иных укоренившихся в странах Европы религиозных предрассудков и проводимыми Фрэзером многочисленными параллелями между этими предрассудками и верованиями и обрядами первобытных людей.
Но гораздо важнее то, что Фрэзер на конкретных, наглядных и убедительных фактах показывает, что религиозная традиция, в какой-то мере сплачивая людей общими обычаями и обрядами, толкает их по большей части на недобрые дела. На страницах «Золотой ветви» нет недостатка в описаниях зверской жестокости, проявляемой людьми в силу религиозной традиции, истязаний и умерщвления несчастных жертв суеверия, бессмысленных и крайне тяжелых магических и религиозных запретов-табу. Что представляла собой на деле религиозная традиция, которую многие и ныне продолжают идеализировать, покрывать романтическим флёром, очень ясно видно из содержания «Золотой ветви». Её чтение хоть у кого отобьёт охоту рисовать себе религию в розовых, романтических красках.
В плане развенчания пропагандируемой церковью идеи исключительности и богоданности христианства интересны содержащиеся в книге мысли Фрэзера об аналогиях между христианским догматом о смерти и воскресении Иисуса Христа и культом древних умирающих и воскресающих богов растительности. На многочисленных примерах учёный показывает, что в основе вероучения и культа современных религий лежат верования и обычаи древнейших племён и народов, то есть то, что церковники с презрением называют «суеверием» и «язычеством».
Более полувека прошло со времени первого издания «Золотой ветви» на русском языке. Знаменитая книга Дж. Фрэзера стала библиографической редкостью. Хочется думать, что настоящее её издание будет с интересом и пониманием встречено в широких кругах советских читателей.
С.А. Токарев
1 Frazer J.G. Pausania’s Description of Greece. Vol. 1-6. London, 1910.
1 Настоящее издание, с. 10
1 Кун Адальберт (1812-1881) - видный немецкий филолог и языковед, один из основоположников «астрально-мифологической» («натуристической») теории в фольклористике и религиоведении, автор книги «Нисхождение огня и божественного напитка» (Kuhn Ad. Die Herabkunft des Feuers und des Göttertranks, 1859).
1 В советской этнографической науке тотемизм определяется как один из наиболее древних религиозных комплексов, фантастически отражавший кровнородственные отношения в первобытном обществе. Исследованием природы тотемизма занимались такие видные советские учёные, как Д.К. Зеленин, С.П. Толстов, А.М. Золотарёв, Д.Е. Хайтун. Перу последнего принадлежит специальная работа «Тотемизм, его сущность и происхождение», изданная в 1958 г.
http://psylib.org.ua/books/freze01/Политиздат; 1980
Аннотация
«Золотая ветвь» известного английского религиоведа и этнолога Джеймса Фрэзера (1854‑1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений ученых. Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно‑исторического метода показать связь между современными религиями и первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания.
Джеймс Джордж Фрезер
Золотая ветвь
Исследование магии и религии
От редакции
«Золотая ветвь» известного английского религиоведа и этнолога Джеймса Фрэзера (1854‑1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений ученых. Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно‑исторического метода показать связь между современными религиями и первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания. [...]
Первое издание «Золотой ветви» вышло в Лондоне в 1890 году в двух томах, а затем книга переиздавалась в различных вариантах, – то в более пространных, то в сокращенных. Труд был переведен на множество языков. На русском языке он впервые был издан в 1928 году (1‑4‑й выпуски). Однако перевод был сделан с подготовленного женой Дж. Фрэзера авторизованного сокращенного французского издания.
Настоящее издание – это первый перевод «Золотой ветви» на русский язык с английского сокращенного издания, подготовленного самим автором (Freser J.J. The Golden Bough. London, 1923)... В тексте книги имеются подстрочные примечания, составленные профессором С.А.Токаревым. Им же осуществлена общая научная редакция издания.
Из предисловия автора к сокращенному изданию «Золотой Ветви»
Основной целью настоящей книги является объяснение любопытного правила, которое определяло порядок наследования должности жреца Дианы в Ариции. Впервые приступив к изучению этой проблемы более тридцати лет тому назад, я полагал, что решение может быть найдено очень быстро. Однако вскоре обнаружилось, что для того, чтобы найти правдоподобное (и даже просто понятное) решение, необходимо обсудить ряд более общих вопросов, часть которых ранее практически не поднималась. В последующих изданиях обсуждение этих и близких к ним вопросов занимало все больше места, исследование разрасталось во многих направлениях до тех пор, пока два первоначальных тома не превратились в двенадцать. За это время читатели часто высказывали пожелание переиздать «Золотую ветвь» в более сжатой форме. Выход в свет данного, сокращенного издания продиктован стремлением удовлетворить это пожелание и сделать книгу доступной более широкому кругу читателей. Хотя объем книги был значительно сокращен, я постарался сохранить в неприкосновенности основные ее идеи и привести для их иллюстрации достаточное количество примеров. Несмотря на сжатость изложения, большей частью был сохранен и язык полного издания. Чтобы вместить возможно больший объем текста, я пожертвовал примечаниями и точными ссылками на источники. Поэтому для проверки источника того или иного высказывания читатели должны обращаться к полному изданию, снабженному подробной библиографией.
В сокращенном издании я не вводил новый материал и не изменял взглядов, высказанных в последнем, полном издании. В целом данные, с которыми мне удалось познакомиться за это время, либо подтверждали мои выводы, либо по‑новому иллюстрировали старые положения...
Является ли моя теория верной, или от нее следует отказаться, покажет будущее. Я всегда готов отказаться от нее в пользу лучшей теории. Предоставляя новый вариант книги на суд публики, мне хотелось бы предостеречь против неверного понимания ее задачи, которое продолжает иметь место, несмотря на то, что в прошлом я уже выступал против него. Если я в данной работе подробно останавливаюсь на культе деревьев, то это происходит не потому, что я преувеличиваю его значение в истории религии, и еще менее потому, что я вывожу из него всю мифологию. Просто, стремясь объяснить смысл должности жреца, носившего титул Царя Леса, я не мог обойти молчанием этот культ. Ведь в обязанности этого жреца входило срывать Золотую ветвь – ветвь с дерева в священной роще. Но я далек от того, чтобы приписывать поклонению деревьям первостепенное значение в развитии религиозного сознания, и, в частности, считаю его подчиненным страху перед покойниками, который представляется мне самым мощным фактором в формировании первобытной религии. Надеюсь, что теперь меня не будут обвинять в том, что я являюсь сторонником мифологии, которую я считаю не просто ложной, но нелепой и абсурдной. Однако я слишком близко знаком с гидрой заблуждения, чтобы, отрубая одну из ее голов, рассчитывать на то, что смогу предотвратить рост другой (или даже той же самой) головы. Тем не менее, я верю в искренность и ум своих читателей: пусть же они исправят это серьезное заблуждение.
Джеймс Джордж Фрэзер Лондон, июнь 1922
